Большую часть инсталляции составляют живописные сцены. В них мы сделали акцент на свойственной для Фешина свободной пастозной живописи с контрастными фактурами. «Ожившие» замесы красок в основном состоят из характерных для казанского периода Фешина тонов — жемчужно-серый и охристо-коричневый.
Для понимания исторический эпохи — Россия, первая половина 20 века — мы отрисовали окружавшие Фешина локации по архивным фотографиям: показали интерьеры мастерских, здания художественной школы.
Непростой задачей была работа с портретами — мы хотели подчеркнуть присущую художнику манерность в работах с лицами. Для этого использовали морфинг. Трансформация и переход лиц из одного в другое демонстрирует разность характеров моделей художника и то, как точно он их считывает и передает в портретах. Несложно заметить, что главная модель Фешина — обожаемая им дочь Ия.
Наибольшую ценность мы видели в том, чтобы передать всю историю от первого лица, потому что у нас на руках были письма Фешина. Такой возможностью нельзя было пренебрегать. Поэтому сценарий полностью сконструирован на тщательно подобранных цитатах самого художника. Для озвучивания был приглашен большой поклонник Фешина – главного режиссера Татарского академического театра имени Г. Камала Фарида Рафкатовича Бикчантаева.
Еще одна необходимая часть инсталляции, без которой невозможно погрузиться в тему — музыка. Композитору проекта нужно было перевести художественную технику Фешина на музыкальный язык. При этом нам было важно, чтобы музыкальное сопровождение было своеобразным отпечатком музыкальных вкусов самого художника. Поэтому мы сделали ставку на авторские вариации тех вещей, которые любил сам Фешин. «Его слова о линиях и формах — это фуга Баха; его отцовская любовь к своей дочери Ии — это романс Шуберта о весне; его глубокая тоска по родине, русские пейзажи — это Рахманинов» — так увидела художника электронный музыкант Holofonote.